Семья Иоанна Николаевича Орнатского. Рассказ внука.
Все, что я здесь пишу - это со слов моей мамы - Антонины Ивановны Сазоновой (урожденная Орнатская) и сестры ее Клавдии Ивановны Орнатской, моей крёстной.
Мама родилась в дни февральской революции 1917 года. Бабушке Анне Семеновне было тогда уже 46 лет и это были поздние, тяжелые, семнадцатые по счету роды. Семья Иоанна Николаевича и Анны Семеновны Орнатских жила в доме при Свято-Иоанновском монастыре, к тому времени уже 12 лет. В ночь на 18 февраля об осложнениях сообщили родственнику - Василию Ивановичу Орнатскому - профессору медицины, имеющему также диплом и практику акушера. Василий Иванович жил поблизости на Петроградской Стороне и сразу поспешил на помощь. На улице была метель, он шел вдоль Карповки завернувшись в шубу. Какие-то вооруженные люди без погон жгли костры. Увидя человека в дорогой шубе, они остановили его, с оскорблениями сорвали в него шубу, очистили карманы, но отпустили полуодетым. Замерзший Василий Иванович все же дошел до ожидавших его и оказал всю возможную помощь Анне Семеновне. Так появилась на Свет мама - Антонина Ивановна Орнатская.
С тех пор, как семья Орнатских стала жить в квартире при Свято-Иоанновском монастыре, Иоанн Ильич Сергиев старался навестить свою племянницу (и приемную дочь) Анюту, зятя Иоанна и своих крестников и крестниц при каждом посещении монастыря, дарил им подарки и подписывал свои портреты. Ведь это он выбрал мужа Анюте Малкиной и тем самым создал эту семью. Когда я первый раз еще в детстве спросил маму: "Кто это на портрете в комнате тети Клавы?" - она сказала, что это Иоанн Кронштадтский, "он удочерил нашу маму, собрал ей приданое", и что Кронштадтский это не фамилия, а его прозвище, как у Серафима - Саровский, у Сергия - Радонежский, и что он брат маминой мамы. Эти слова "удочерил нашу маму" вспомнились мне уже взрослому, когда в фамильном альбоме на обототе фотографии Игуменнии Таисии я прочитал дарственную надпись: "Дорогой и незабвенной моей Анне Семеновне Сергиевой..." (вместо Малкиной). Вероятно, что для соблюдения древнего обычая - священникам жениться на дочерях священнослужителей, дядя Иоанн Ильич удочерил свою племянницу Анюту, дал ей свою фамилию перед венчанием и стал ей вторым отцом (родной отец Анюты Семен Малкин к тому времени умер). Так для Иоанна Орнатского Анюта при венчании стала дочерью священника, а не крестьянина. Древний обычай был соблюден. Этот факт известен только самым близким батюшке Иоанну Кронштадтскому и по его настоянию не разглашался, чтобы не порождать лишних слухов. Я помню в Песочной большой, обитый железом сундук для одежды с четыремя медными ручками, посуду кузнецовского фарфора, столовое серебро. "Это приданое нашей мамы" - говорили мама и тетя Клава.
В один из последних своих визитов в Монастырь на Карповке в 1908 году Иоанн Ильич сказал Анюте: "... у тебя скоро родится дочь, назови Агнией. Я ее уже не увижу". Агния Орнатская родилась 5 января 1909 года.
После закрытия властями Иоанновского монастыря многочисленной семье Орнатских пришлось переселяться из большой квартиры на 4 этаже монастырскрго дома в свой загородный дом на ст. Графская (пос.Песочный), ул. Левашовская (Ленинградская), дом 3-5. В монастырском доме власти оставили только одну комнату, непригодную для постоянного проживания - кроме рукомойника, удобств в комнате не было, но был отдельный вход непосредственно с лестничной клетки второго этажа и окнами на Песочную улицу (Профессора Попова). В семье эту комнату называли кабинетом дядюшки (Иоанна Кронштадтского), т.к. он бывая в монастыре, любил там уединиться для краткого отдыха или общения с родными. В этой "комнате-кабинете" осталась жить уже взрослая дочь Елизавета. Позже к ней переселилась и Агния, которая поступила учиться в Педиатрический мед-институт. Еще позже Агния вышла за муж и в этой комнатке проживали уже трое, потом и сын тети Аси - Лёня. Тетя Лиля спала за ширмой прямо на кабинетном рояле, который они бережно сохраняли, как и большое зеркало, настенные часы и письменный стол "дядюшки" Иоанна Ильича. Прожила там Агния Ивановна с сыном до 1975 года.
Двухэтажный деревянный загородный дом Орнатских на ст. Графская к тому времени состоял из двух соединенных сквозным коридором домов (дом № 3 и дом № 5). Дом имел по 8 комнат на каждом этаже, печное отопление - по одной печи на две комнаты, и был не очень приспособлен для проживания зимой, требовалось много дров. Содержать семью Иоанну Николаевичу становилось все труднее. Служба в Серафимовской церкви не давала достаточно средств, а взрослым уже детям было не найти работу, т.к. они считались детьми лишенцев, т.е. лишенных части общегражданских прав, как "элементов чуждых советской власти". Средств не хватало на самое элементарное - обувь, одежду, еду. Младшие сыновья - Федор, Вячеслав бывало носили одни сапоги по очереди.
Как рассказывали мама и тетя Клава, отец был строгим, но скромным человеком. Дети обязаны были его слушаться беспрекословно, что они и делали, но их воспитанием он мало занимался по причине своей занятости. Дома его трудно было застать, особенно после перевода в 1928 году в одну из старейших в городе Симеоновскую церковь (на Моховой), - много времени уходило на ежедневные поездки по железной дороге в город и обратно. Службы в Серафимовской церкви тоже случались. Здешние прихожане, хорошо знали Отца Иоанна Орнатского и часто приходили к матушке Анне Семеновне домой, приносили записки с просьбами, чтобы батюшка помолился за болящего или пришел совершить какой-нибудь обряд. Потом рассказывали, что он по своей скромности отказывался обедать после совершения треб, хоть и был явно голодным. "Разве, что тарелочку щей" - соглашался он иногда. А что давали, нес домой - "Анюте и детям". Это со слов мамы - Антонины Ивановны, дословно.
Арестовали Иоанна Николаевича в 1936 году прямо в церкви Симеона и Анны Богоприимцев, где он служил с 1928 года. На следующий год дедушка Иоанн Николаевич умер в лагере на станции Погостье. Получив телеграмму из лагеря о смерти мужа, бабушка послала туда старшую дочь - Марию, узнать подробности. Со слов мамы и тети Клавы, тетя Мария узнала в лагере, что поместили Иоанна Николаевича вместе с уголовниками, которые били и издевались над ним с разрешения руководства лагеря. В один из дней, после побоев со стороны уголовников, по дороге в барак отец, "проходя мостки, упал и умер" (это тоже дословно - не мост, а мостки). Похоронен там же в Погостье. Отдельной могилы нет.
Однажды после ареста мужа к Анне Семеновне домой пришли кто-то из местных властей и пригрозили "завтра же выселить", за неуплату налогов. Платить было нечем. Бабушка проплакала всю ночь у домашних икон и ей явился Серафим Саровский и сказал, чтобы не плакала, что никто вас не тронет! На следующий день никто не пришел, и потом больше никто не приходил с подобными требованиями. В то время в доме была большая икона Серафима Саровского. Позже, в 90е годы мама с тетей Клавой передали ее и дедушкино кадило в Песочинскую церковь во имя Серафима Саровского, как только она вновь открылась для богослужений. Там она и сейчас.
Сразу после ареста мужа в доме Анны Семеновны участились обыски. Искали любые компрометирующие документы. Мама рассказывала, что бабушка с дочерьми прятали самые ценные документы и дневники "дяденьки" где могли - в сарае под полом, на чердаке дома. Сохранившиеся от обысков документы после смерти Анны Семеновны остались под опекой Клавдии Ивановны, моей крёстной, которая жила с нами в Песочной, заняв комнату бабушки. В конце 70х годав она получила отдельную квартиру у метро пр.Просвещения, как участница Великой Отечественной войны и последней покинула отчий дом в Песочной. В последние 5 лет тетя Клава опять жила с нами на ул. Лебедева в Петербурге. После ее смерти в 1995 году оставшиеся документы я передал двоюродной сестре Тамаре Орнатской по ее просьбе.

Коротко о детях Иоанна Николаевича и Анны Семеновны Орнатских

В семье родилось 17 детей. Один умер при родах и не крещен (?). Двое умерли в детстве.


С.Г.Сазонов