Биография о. Иоанна Кронштадтскаго.

Сам о. Иоанн сообщил два года тому назад подробную свою автобиографию издателю журнала «Север», где она и была напечатана в 1888 году, а оттуда заимствуем ее и мы.

«Я – сын причетника Архангельской губернии, села Сурскаго, родился в 1829 году. Вот, нисколько не подготовленный к школе, едва умевший читать по складам, я поступил в архангельское приходское училище своекоштным воспитанником в 1839 году, на десятом году возраста. Туго давалась мне грамота: руководителей ближайших не было, до всего должен был доходить сам. Не малая скорбь была у меня по поводу моей непонятливости. Но с детства, будучи приучен примером отца и матери к молитве, я был благочестиво настроенным мальчиком и любил молитву и богослужение, особенно – хорошее пение. Скорбя о неуспехах учения, я горячо молился Богу, чтобы Он дал мне разум, – и я помню, как вдруг спала точно завеса с моего ума, и я стал хорошо понимать учение. Чем больше я возрастал, тем лучше и лучше успевал в науках, так что почти из последних возвысился до перваго из учеников, особенно в семинарии, в которой окончил курс первым студентом в 1851 году, и был послан в Петербургскую духовную академию на казенный счет. В академическом правлении тогда занимали места письмоводителей студенты, за самую ничтожную плату (около 10 р. в месяц), и я, имея мать, бедную вдову, нуждавшуюся в моей помощи, на предложение секретаря академического правления, с радостью согласился занять это место. Окончив курс кандидатом богословия в 1855 году, я поехал священником в Кронштадт, в декабре месяце, женившись на дочери местнаго протоиерея, К. П. Несвицкаго, Елизавете, находящейся в живых и доселе, детей у меня не было. С первых же дней своего высокаго служения Церкви, я поставил себе за правило: сколь возможно искренне относиться к своему делу, пастырству и священнослужению, строго следить за собою, за своею внутреннею жизнью. С этой целью, прежде всего я принялся за чтение Священнаго Писания Ветхаго и Новаго Завета, извлекая из него содержательное для себя, как для человека, священника и члена общества. Потом я стал вести дневник, в котором записывал свою борьбу с помыслами и страстями, свои покаянныя чувства, свои тайныя молитвы ко Господу и свои благодарныя чувства за избавления от искушений, скорбей и напастей. В воскресный и праздничный день я произносил в церкви слова и беседы, или собственнаго сочинения или проповеди митрополита Григория. Некоторыя из моих бесед изданы, а весьма много осталось в рукописи. Изданы: «О Пресвятой Троице», «О сотворении мира», «О промысле Божием», «О мире» и «О блаженствах Евангельских». Кроме проповедничества, с самаго начала священничества я возымел попечение о бедных, как и сам бывший бедняком, – и лет около двадцати назад провел мысль об устройстве в Кронштадте «Дома Трудолюбия» для бедных, который и помог Господь устроить лет 15 тому назад. И все».

Вот и вся автобиография высокаго пастыря, но мы многое имеем к ней прибавить.

Пастырь-учитель, свыше тридцати лет, является как по-своему положению, так и по личным своим достоинствам, выдающимся представителем Православной Церкви, с неутомимой ревностью проповедующим «благовременно и безвременно», обличающим, запрещающим, умоляющим со всяким долготерпением и учением.

Наша Церковь нашла в этом скромном служителе алтаря живую силу и ревностнаго борца против всех нападок иноверия и безверия.  Преисполненное любовью и твердостью слово о. Иоанна, простая мягкая и задушевная речь, сила его молитв производит властное неотразимое впечатление и не только оставляет глубокий след в слушателях или очевидцах, но заканчивается часто нежным нравственным перерождением. Яркую черту на всю жизнь и нравственный образ кронштадтскаго пастыря налагают милосердие и сострадание его к страждущей братии, доступное, почти нежное, отеческое обращение с людьми разных положений, внимательное отношение к человеческой совести и проникновение в глубочайшие тайники людского сердца.

По происхождению о. Иоанн – уроженец суровой холодной Архангельской губернии и первые годы своей жизни провел в не менее суровой обстановке, в многочисленной семье его отца; зауряднаго беднаго причетника. Здесь ему приходилось видеть сцены безвыходной нищеты, почти голода, и в душе ребенка остались одни мрачныя впечатления человеческой жизни, одни страдания, картины горя и отчаяния.  Представления о другой более привольной житейской обстановке ребенок нигде не видал и не встречал. Отсюда становится понятным, почему о. Иоанн на всю жизнь сохранил глубокую любовь к людям и сострадание к человеческим невзгодам, а с другой стороны, более чем скромную обстановку своей собственной жизни. 9-тилетним мальчиком о. Иоанна отвезли в Архангельск в приходское духовное училище; его родители, несмотря на крайнюю бедность, придавали образованию детей значение первостепенной важности, хорошо понимая, что только образование может вывести человека из печальной обстановки Архангельского причетника.

Жизнь в училище не представляла для мальчика каких-либо особенностей; он хорошо учился, еще лучше вел себя, и поэтому когда окончил курс, начальство само хлопотало о переводе его в семинарию, а потом в С.-Петербургскую духовную академию.

Из мальчика сложился уже юноша с высокими идеалами, пылкими стремлениями, широкими планами посвятить себя на дело служения Церкви и Отечеству. О. Иоанн, 17-тилетним юношей, готовился пойти в монахи, миссионеры дальних стран и распространять свет православия далеко за пределы нашего отечества. Судьба, однако, решила иначе и ему пришлось впоследствии всю жизнь провести у моря, а ни разу не выезжать за пределы России...

Время, проведенное в академии, повлияло на о. Иоанна так сказать охлаждающе... Он увидел, что вместо того, чтобы ехать в Японию или Китай, надо в самом Петербурге распространять и насаждать православие. Поприще для борьбы с безверием и иноверием было огромно; все окрестности столицы заражены расколом, а в столице свило гнездо безверие и сектантство. О. Иоанн окончательно решил остаться в белом духовенстве, поселиться в окрестностях столицы и всем своим существом отдаться своей пастырской миссии. В 1855 г. о. Иоанн окончил курс духовной академии со степенью кандидата богословия и в том же году принял первую открывшуюся вакансию в окрестностях Петербурга. Случай выпал в Кронштадт, в собор Св. Андрея Первозваннаго, и с 1855 года до наших дней о. Иоанн остается в том же самом храме, на том же самом месте, решительно отклоняя все предлагавшиеся ему перемещения и переводы.

Отец Иоанн выдается из толпы прочих современников тем, что биографический очерк его деятельности не укладывается в обычныя рамки ординарных биографий. Хотя я, кажется, передал все биографические сведения, но, в сущности, я еще очень мало сказал, и читатель далеко не получил полнаго представления о личности скромнаго священника, слава о котором прошла по всему нашему обширному Отечеству и проникла в каждую деревушку. Где же особенно яркая черта всей жизни и нравственнаго образа отца Иоанна? Где та магическая сила, которою покоряет он себе сердца людей и привлекает вокруг себя тысячныя толпы? Ведь ни проповедями, ни священнослужением, ни уроками Закона Божия, ни подаяниями, нет! Все это имеют и другие служители алтаря, возвышающиеся до святительского сана, однако народ не бежит за ними толпою, не ищет годами их благословения и молитв, не готов верить каждому их слову, приказанию, совету...

Где же «секрет» популярности отца Иоанна? Вот здесь начинается самая главная и самая существенная часть биографии отца Иоанна – та часть, которая совершенно отсутствует у всех других знаменитостей. Обыкновенно мы берем того или другого современника и рассматриваем его общественную деятельность с точки зрения «славы», как высшей награды стремлений нечеловеческаго духа, насколько деятельность эта есть подобие, образ вечности и бессмертия человеческих подвигов. Мы знакомимся с «деяниями» воина, адвоката, министра, профессора – на выбранном ими пути и в качестве биографов или историков отмечаем «славу» их подвигов.

Никому и никогда не приходило в голову заглядывать в частную жизнь знаменитаго современника и там делать какия-либо характеристики, искать биографических фактов. Пожалуй, мы на это и права не имеем. К тому же государственные люди или светила наук и искусств сказываются в своих общественных деяниях настолько полно, что бесполезно было бы и рыться в их домашней жизни.

А отец Иоанн? Приложите к нему эту общую мерку – и вы ровно ничего не получаете. Всякий из читателей понимает сердцем и умом, что о. Иоанну принадлежит дивная, чудно-прекрасная слава, сливающая его воедино со всей православной Русью; к нему рвутся мысли милионнаго населения, многие не довольствуются «мыслью» и идут за тысячу верст в Кронштадт, чтобы осязательнее удовлетворить свое рвение, и однако мы подробно разсмотрели всю 35-летнюю общественную деятельность скромнаго священника и не нашли в ней ничего экстраординарнаго, выдающегося.

Что же это?

Постараемся, насколько хватит нашего уменья, дать очерк внутренней жизни отца Иоанна, его нравственный образ, и тогда, быть может, мы найдем ключи к разгадке...

Дело в том, что жизнь отца Иоанна не делится вовсе на общественную и частную, как и всех вообще других людей. У него нет частной своей жизни. Он весь принадлежит своему долгу и служению, а потому в его биографическом очерке нельзя и ограничиваться одними внешними факторами. Генерал или министр, ученый или оратор, вернувшись домой перестает быть генералом, министром, ученым, оратором; он отдается семье, знакомым, едет в театр, играет в карты, пирует с приятелями. У отца Иоанна этого не случилось за все 35 лет ни разу; он возвращался домой, находил сотни народа, десятки неотложных приглашений, тысячи писем, просьб и т. п. Наскоро удовлетворив голод, а иногда и не евши, он спешит удовлетворить по возможности всех, невзирая на утомление, голод... Даже 3-4 часа в сутки для сна не принадлежат всецело о. Иоанну, он проводит их нередко в вагоне, карете, а то и вовсе не спит...

Непреоборимая вера и пламенная любовь к Богу, правде и человеку, пропитывающая каждый атом существа отца Иоанна и заставляющая его совершенно забывать свое «я» – вот та сила, которая создала скромному священнику славу, это Сократ или Пифагор новейшаго времени, с тою только разницею, что древние философы и мудрецы жили для других по собственному высоконравственному учению, а кронштадтский пастырь не имеет нужды в собственном учении и живет для других по заповеди Христа, подражая примеру Божественнаго Учителя.

Не стану утверждать, справедливы ли слухи, что о. Иоанн носит вериги, но я могу удостоверить, что он на примере странника Александра Михайлова не считал вериги чем-либо противоестественным, а, напротив, говорил, что это орудие есть самый легкий способ для обуздания плоти, и человек, который не в состоянии обуздать своего тела, приучить его к лишениям, бороться с его страстями, может одеть на себя вериги...

О. Иоанн, положим, не нуждается в железных веригах, потому что его железная воля крепче всяких вериг сковывает тело со всеми его страстями и слабостями.

Итак, уничтожение собственной частной жизни и своего «я», поглощаемаго самоотверженной любовью – составляет силу и славу подвижнической жизни о. Иоанна. На примерах древних христиан, греческих или римских мудрецов мы видим, что во все времена человечества для самоотверженной любви был путь к той славе, которую стяжал себе о. Иоанн. Для этой славы не нужно ни богатства, ни знатнаго происхождения, ни громких побед или издания мудрых законов. Сократ не имел ничего кроме светлаго разума и любви, а между тем имя его живет доныне.