Первые шаги о. Иоанна Кронштадтскаго.

Я говорил, что с 1885 г. и до настоящих дней отец Иоанн остается в одном и том же соборе. Произошло это назначение при следующих обстоятельствах.

В духовенстве, как известно, существовал, да и доселе еще в некоторых епархиях сохраняется обычай, что священник уступает свое место или берет в помощники зятя, то есть молодого священника, женившагося на его дочери. Отсюда в некотором смысле потомственная наследственность священнических мест, освященная вековыми традициями.  Чтобы быть посвященным во иерея, отец Иоанн должен был по каноническим правилам жениться, и вот на одном вечере он познакомился и тут же сделал предложение дочери протоиерея кронштадтскаго собора К. Н. Несвитскаго. «Свадьбу сыграли» через три или четыре недели, и отец Иоанн был рукоположен в кронштадтский собор в сан священника.

Популярность кронштадтскаго пастыря основана не на случайности, а складывалась годами на прочном фундаменте добра, веры, любви и тяжелого труда. Как созидается здание из малых кирпичей, нагроможденных один на другой, и выходит пятиэтажный грандиозный дом, так и слава отца Иоанна складывалась медленно и постепенно, шаг за шагом, пока православное население нашего Отечества увидело величественную фигуру служителя алтаря, покрывшего свою деятельность самоотверженными подвигами.

«Масса» или «публика» обратила свои взоры на Андреевский собор в Кронштадте только пятнадцать лет тому назад, когда случаи помощи больным через отца Иоанна, выходящие из ряда обыкновенных, стали повторяться почти ежедневно и сделались достоянием печати. «Московския Ведомости», «Петербургский Листок», «С.– Петербургския Ведомости», и некоторыя духовныя издания поместили с 1875 г. не меньше 100 писаний разных случаев из жизни и деятельности отца Иоанна с указанием и ссылками на живых свидетелей. Здесь не может быть места вымыслам, и мы вправе сослаться на такое свидетельство светской и духовной печати. Помимо этого десятки тысяч очевидцев передают из уст в уста свои собственные впечатления и разсказы о разных происшествиях, при которых они сами присутствовали. Если сотни голосов разсказывают одно и то же со всеми деталями и мелочами, разве не вправе мы не верить им и относить все эти разсказы к области вымыслов? С другой стороны, есть и такие случаи, которые остаются вечным памятником, не нуждаясь в свидетельствах человеческих... Вот на них-то мы главным образом и будем останавливаться в своем очерке, передавая читателям по возможности сжато наиболее выдающиеся моменты деятельности кронштадтскаго пастыря. Я не сомневаюсь в том, что читатели и сами .в состоянии будут подтвердить многое из того, что я здесь разсказываю; об этом говорили в свое время много, и разсказчики живы до сих пор. Моя задача состоит только в том, чтобы собрать в одно целое все разбросанные отрывки, выделить наиболее характерные эпизоды.

Тотчас же по определении в Кронштадт у молодого еще священника оказалась масса занятий. И странно! Большинство священников ищут работы, занятий, не знают, куда убить время от одной церковной службы до другой; разве случатся требы, позовут к больному или роженице; некоторые имеют уроки, но все-таки свободнаго время достаточно даже для карт, приема гостей, знакомых и т. д. У отца же Иоанна нет времени ни пообедать, ни поспать, ни провести час-другой в семье.

Откуда это? Никто не знал его в Кронштадте, никогда он там не был, да и вообще всего год он священствует, а дела у него с утра до ночи не переделаешь.

С первых же дней служения Церкви, отец Иоанн принялся за чтение Священного Писания Ветхаго и Новаго Завета, извлекая из него все необходимое для себя – человека, священника и члена общества. Каждый воскресный или праздничный день произносил в церкви слова и беседы. Кроме проповедничества с самых первых шагов своих возымел попечение о бедных, болящих, скорбящих...

И скоро все его узнали. Весть о молодом «необыкновенном» священнике быстро разнеслась по Кронштадту. Разсказы о подвигах милосердия, любви и благотворной молитве новаго пастыря ходили из уст в уста и стали распространяться далеко за пределы Кронштадта. Двор маленькаго домика, занимаемаго поныне отцом Иоанном, стал наполняться всяким народом; стекались недугующие, страждущие, нуждающиеся, обремененные; нищие шли целыми толпами; с семейными невзгодами, пьющие запоем за исцелением... Всем была нужда до «батюшки». Его звали, приглашали, просили молитвы, благословения, денежной помощи, открывали свою душу. И он никому не отказывал, принимал всех, молился с ними, утешал, обнадеживал, шел по первому зову к трудно больным, ехал за десятки верст и везде вносил мир, надежду, веру, каждый уходил от него с облегченным сердцем, облегченными телесными страданиями. Прошел год и оказалось, что у отца Иоанна нет ни днем, ни ночью возможности отдохнуть, остаться наедине с самим собою: выходя из дому, он знал, что в садике его ожидает толпа народа; отпустив собравшихся, дав каждому что тот просил по мере возможности, отец Иоанн спешил с визитами, в церковь, сопровождаемый везде толпой. Он всегда неизменно бодр, свеж, точно человек, только что вышедший на прогулку после привольнаго обеда и сна...

Так прошли первые два года пастырства отца Иоанна; но молодая жена как бы по обету, превратилась в сестру милосердия, помогавшую своему «глаголемому супругу» в его высоком служении Богу и ближним, совершенно забывая о своем супружестве; во все два года они виделись только на несколько минут в день, когда отец Иоанн появлялся дома поздно вечером или рано утром.

– Счастливых семей, Лиза, и без нас довольно, – говорил пастырь, а мы с тобой всецело посвятим себя служению Богу.

Вскоре по рукоположении в Андреевский собор в Кронштадте священником, непосредственно после окончания академического курса, Иоанн Ильич Сергиев занял должность законоучителя в местном городском училище и открыл духовныя беседы для православных, работая неустанно целые дни на пользу Церкви и своих духовных детей.  Вследствие ли усиленных занятий или простуды отец Иоанн тяжко занемог. Дело было в начале Великого поста. Врачи объявили, что больной непременно умрет, если немедленно не прекратить постную пищу: питание являлось первым условием, а между тем больной не хотел принимать даже рыбы.

– Вы умрете обязательно, если не станете есть мясо, – говорят ему.

– Хорошо, я согласен, но только я спрошу сначала позволения своей матери.

– А где ваша мать?

– В Архангельской губернии.

– Напишите как можно скорее.

По просьбе отца Иоанна, в тот же день послали письмо матери с просьбой выслать как можно скорее свое благословение сыну о разрешении принимать скоромную пищу во время поста.

Прошла неделя, другая. Больному все хуже. Наконец, получается письмо от матери:

– Посылаю благословение, но скоромной пищи вкушать Великим постом не разрешаю ни в коем случае.

Отец Иоанн встретил ответ с полным равнодушием и даже был доволен отказом.

– Так неужели вы не станете, есть мясное? – спрашивали его врачи.

– Конечно, не стану, – спокойно отвечал отец Иоанн.

– Да ведь вы умрете!

– Воля Божия. Неужели вы думаете, что я променяю жизнь на благословение матери, на заповеди Господа: «чти отца твоего и мать твою»...

Несмотря, однако, на пророчество врачей, здоровье о. Иоанна не ухудшилось, и он скоро совсем выздоровел.

Первые шаги деятельности о. Иоанна в Кронштадте ознаменовались целым рядом дел милосердия, о которых до него и слышно не было. Состоя законоучителем в двух местных учебных заведениях и одним из трех священников Андреевскаго собора, отец Иоанн находил еще время совершать многочисленные подвиги человеколюбия.

***

Для человека зауряднаго, человека немощнаго духом, казалось, не могло быть исхода из этой борьбы; но отец Иоанн, одаренный сверху необычайною силою духа, понял свой обычный исход – веру, и вера, в конце концов, привела к тому, что постепенно совершился благоприятный поворот в общественном мнении. В молодом священнике перестали уже видеть юродиваго; напротив, мало-помалу, всем стало ясно, что именно таков и должен быть истинный служитель православной Церкви.

Как и все в жизни начинается с малаго, так и в этом случае начало счастливой перемены положили те маленькие, ничтожные, бедные люди, подонки общества, на которых, прежде всего, обратил сердечное внимание сам отец Иоанн.

Итак, путем народной молвы, путем затеплившейся любви бедняков, с течением времени обрисовывался образ добраго пастыря, образ, полный захватывающего обаяния. И тогда уже не стало разногласия в разных слоях общества, которое с изумительным единодушием осознало, наконец, нравственное превосходство гонимаго и осмеиваемаго дотоле священника.

Таким образом, у отца Иоанна на первых же порах служения оказалась масса дел, и о стремлении убить время праздно, разумеется, не могло быть и речи. Шаг за шагом, не спеша, он приобретал познания, которых, по его мнению, ему мало дало академическое образование, приобретал силу духа и веры, – словом, шаг за шагом, нравственно совершенствовался.

Ни на одну йоту не отступая от слова, имея в начале много свободного времени; он принялся за тщательное и внимательное чтение книг Священнаго Писания Ветхаго и Новаго Завета. На сколько было внимательно это чтение, на сколько глубоко Священное Писание им понималось, лучше всего свидетельствуют сделанная им на полях этих книг пометки, как например: «Разве легко иметь совершенную любовь?», «Любовь – есть Сам Бог», «Считай себя хуже всех, если хочешь быть совершенным» и т. п. Такия пометки попадаются почти против каждаго стиха, с подчеркиванием мест, имеющих особенное руководительное значение в деле духовнаго совершенства.

Кроме того, он поставил себе в неукоснительную обязанность ежедневно совершать Божественную литургию, выражаясь иначе, ежедневно таинственно соединялся с Господом через сердечное покаяние и приобщение Святых Таин; и таким образом, изо дня в день, вел, хотя незаметную для других, но полезную, кипучую, одухотворенную деятельность, не помышляя об отдыхе.

***

Приведу замечательную речь, сказанную отцом Иоанном при окончании семинарскаго курса, на публичном акте, в 1851 году.

Преосвященнейший Владыко и вы достопочтеннейшие посетители!

Немного бывает для нас таких дней, каков нынешний, когда для поощрения образующагося здесь духовнаго юношества сделано все, что только может действовать особенным приятным образом на молодой ум и сердце юноши, возбуждать, поддерживать и усиливать в нем стремление ко всему доброму и полезному. Вызванные сюда от скромной, безмолвной жизни ученика, мы считаем для себя счастливыми и драгоценными эти часы, в которые столь несоответственно нашему прежнему состоянию так ярко, разнообразно украсили вы ныне это важное для нас поприще испытания. Редки в нашей жизни дни, столько торжественные для нас; но чем они реже, тем более увеличивают силу впечатлений на наши умы и сердца; тем сильнее пробуждают в нас сознание собственнаго благополучия; тем более возбуждают в нас чувства живейшей признательности к виновникам этого торжества. Нет нужды говорить, что ваше присутствие здесь, ваше внимание к нам составляют теперь нашу радость, наше удовольствие, наше торжество.

Но при этих, столько отрадных для сердца, чувствованиях нас тревожит одна мысль, что плоды образования, нами полученнаго, может быть далеко не соответствуют нашим ожиданиям; даже, может быть, кажутся очень скудными, мало вознаграждающими труды и заботы попечительнаго начальства. Вполне предоставляя вашему суду наши успехи на поприще образования, мы утешаемся с другой стороны тою мыслью, что ваша глубокая опытность не будет судить об нас по сравнению с собою. Нужно было только нам самим содействовать в ваших трудах для полнаго успеха в деле. Ваши заботы, ваши старания о доставлении нам полезных сведений были очевидны для всякаго из нас. Сколько сокровищ учености раскрыто было перед нами, чтобы каждый брал из них, что хотел, для обогащения своего ума. Как при наставлении вы старались доставить речи своей разнообразие и приятность, чтобы истины, нам сообщаемыя, легче и удобнее были воспринимаемы умом и сердцем! Мы ощущали в сердце сладость ваших наставлений старались запечатлеть их в памяти, чтобы потом, в свое время, употребить их с пользою для себя и для других. Но всего более вы заботились, как добрые отцы, о сохранении между нами доброй нравственности; для чего с одной стороны отнимаема была возможность для совершения пороков, могущих закрасться в душу извне; с другой постоянно внушаема была необходимость чистоты жизни, как самаго вернаго и надежнаго средства быть счастливыми во всяком состоянии и возрасте. И мы убедились, как всегда опасен порок и как надежна и драгоценна добродетель. После таких деятельных забот об нас попечительнаго начальства, остается только, при уменье пользоваться полученным образованием, быть довольными и счастливыми в жизни, тем из нас, которые уже совершали теперь трудное поприще просвещения и оканчивают курс семинарских наук. Сколько раз мы будем обязаны вам некогда самыми драгоценными минутами счастия и восторгов при познании тех благ, какия доставило и будет доставлять нам просвещение! Науки, говорит Цицерон, составляют утешение и счастие наше во всех состояниях и возрастах. Да, многократные опыты подтверждают эту истину. Но что всего приятнее и драгоценнее для нас в науках, это – мысль, что оне всегда составят нашу неотъемлемую собственность, что оне достались нам вследствие долговременных, усиленных трудов: а что добыто трудами, то всегда приятно и сладко. Для исполнения с нашей стороны долга справедливости в отношении к вам, для засвидетельствования вами глубочайшей благодарности за ваши благодеяния, у нас есть только сердце и язык. Примите же хотя этот плоды сердечной к вам признательности; вы сами знаете, что воспитанники не могут воздать другой благодарности: как любящие отцы, вы считаете себя довольными, если ваши труды воспитания не остались напрасными, но принесли хоть сколько-нибудь плода.

Благослови, преосвященнийший владыко, питомца, который по силам старался выполнить священный долг справедливости, в отношении к благодетелям, и архипастырским благословением запечатлей и освяти конец образования двадцати двух человек.