X.

Погребение о. Иоанна

ЕРВЫМ прибыл к одру почившего ключарь Андреевского собора, протоиерей А. Попов и другие члены причта Андреевского собора. Все они вместе со священником Орнатским и Аржановским совершили положенное для священников по уставу Церкви помазание елеем всего тела почившего, причём дивились крайнему истощению страдальца.

       После помазания в Бозе почивший одет был во все священнические одежды, им самим для этого предназначенные; на голову возложена митра, как победный венец. Лик почившего принял спокойный и величавый вид; и весь он, одетый в полное священническое облачение и в белой митре — напоминал собой светлого Ангела.

       После облачения почивший на руках священнослужителей перенесён был с ложа смерти в другую комнату, где и была отслужена тотчас же первая панихида. В то же время торжественно-печально загудел колокол Андреевского собора, извещая жителей Кронштадта о великой невознаградимой утрате. О кончине высокочтимого пастыря было немедленно сообщено по телеграфу в Царское село, Гатчину, Митрополиту Санкт-Петербургскому Антонию и Обер-Прокурору Св. Синода. На всеподданнейшем докладе последнего о кончине протоиерея Иоанна Ильича Сергиева Государю Императору было благоугодно начертать собственноручно 21-го декабря:

       «Со всеми почитавшими усопшего протоиерея отца Иоанна оплакиваю кончину его».

       От имени Их Императорских Величеств Государынь Императриц Марии Феодоровны и Александры Феодоровны на гроб почившего были возложены венки из белых роз.

       С соизволения Высокопреосвященнейшего Митрополита Антония в Кронштадт отправился Преосвященный Кирилл, епископ Гдовский, о чём просил его сам батюшка перед своей кончиной. Преосвященный Кирилл, приехав прямо на квартиру отца Иоанна, совершил панихиду.

       Вечером тело почившего было положено в дубовый гроб и отслужена панихида Преосв. Кириллом, при участии местного духовенства. В тот же день весь Петербург уже знал о кончине батюшки. Немедленно во всех почти церквах начались служения панихид.

       Ранее всех других церквей получено было печальное известие в Иоанновском монастыре. Тотчас все сестры собрались в церковь, и их рыданиями сопровождалось всё служение панихиды.

       Утром 21 декабря на Балтийском вокзале несметные толпы народа брали билеты, устремляясь к Кронштадту. Никаких разговоров слышно не было, все ехали молча, изредка перекидываясь отрывочными замечаниями. Создалось особое благоговейное настроение. До самых сумерек поезда подвозили всё новых и новых паломников. В Ораниенбауме спрос на извозчиков был огромный. Кибитки, дровни, сани тянулись по льду чёрной вереницей целый день.

       В 9 часов утра на квартире почившего совершили последнюю панихиду. На панихиду собрались представители местной администрации и многое множество почитателей покойного. Небольшая квартира далеко не могла вместить всех собравшихся.

       После панихиды гроб на руках духовенства был вынесен из квартиры. На дворе его приняли на руки главный начальник Кронштадта генер.-лейт. Артамонов, Кронштадтский военный Губернатор к.-адмир. Григорович, комендант крепости, городской голова, соборный староста Я. К. Марков и др. лица. Под печальный перезвон колоколов собора процессия, в предшествии икон и хоругвей, направилась по Андреевской улице к Андреевскому собору. Вдоль улицы стояли сухопутные войска шпалерами, с трудом сдерживая многочисленную толпу; окна, заборы и даже крыши домов были усеяны народом, жаждавшим взглянуть на перенесение тела высокочтимого пастыря.

       Когда печальная процессия приблизилась к Андреевскому собору, гроб опять взяло на руки духовенство во главе с Преосв. Кириллом и внесло в церковь, украшенную тропическими растениями. Собор был переполнен, но тысячи народа толпились ещё на площади и Николаевском проспекте. Началась литургия, которую совершал Преосв. Кирилл при участии многочисленного духовенства. После литургии служили панихиду.

       Трогательное впечатление производила эта панихида. Рыдания народа, порою заглушавшие возгласы священнослужителей, производили потрясающее впечатление.

       После панихиды началось прощание с почившим пастырем. В собор впускали по очереди. Длинная очередь стояла у правого бокового входа в собор, куда пропускали только по двое. Приходилось в очереди стоять целыми часами. В самом соборе панихида шла за панихидой.

       Гроб стоял на высоком помосте. Ярко горели свечи вокруг него. Лицо почившего закрыто воздухом, как это делается у всех умерших священников; видны только исхудалые руки, к которым сегодня приложились многие тысячи народа. В правой руке небольшой позлащённый крест.

       В 7 часов вечера начался парастас (заупокойная всенощная), который продолжался до 11 часов ночи. Всю ночь с 21 на 22 декабря до 6 часов утра собор был открыт. И всю ночь народ беспрестанно шёл для прощания с почившим. У большинства на глазах слёзы. Слышались сдавленные рыдания и возгласы:

       — Закатилось наше солнышко! На кого покинул нас, отец родной?! Кто придёт на помощь нам, сирым, немощным?!..

       22 декабря в 6 час. утра Андреевский собор закрыли, и доступ желающих проститься с батюшкой был прекращён. Предстоял длинный путь — перенесение тела почившего пастыря в С.-Петербургский Иоанновский женский монастырь.

       Ко времени окончания литургии весь собор, площадь перед ним и прилегающие улицы оцепили войска. Народ густыми массами виднелся на улицах, в окнах домов, по крышам, заборам и деревьям. Все притихли и терпеливо ждали выноса гроба на площадь. Священник собора о. Виноградов произнёс простое, но сердечное и трогательное надгробное слово.

       — Мы ничем другим не можем отблагодарить нашего дорогого усопшего, как земным поклоном,— закончил он свою речь.

       После этих слов все присутствующие, как один человек, опустились на колени. Трудно передать всё, что происходило в эти минуты в соборе. Возгласы духовенства и пение певчих ежеминутно прерывались рыданиями. От этих рыданий по временам глухой гул стоял в воздухе.

       Ровно в 11 часов начался вынос тела из собора. Дубовый гроб крестным ходом был обнесён вокруг собора и, под перезвон колоколов, установлен на колесницу. Военные оркестры играли «Коль Славен». Для участия в шествии собрались хоругвеносцы со всех Кронштадтских церквей. Впереди шли драгуны со знаменем и хором музыки. Затем шли певчие, духовенство, за ним следовала колесница с гробом и за нею высокие начальствующие лица. Народ шёл густой толпой, не менее чем в 20 тысяч человек. У всех попутных церквей совершались литии. По всей дороге через город стояли шпалерами войска. Когда шествие проходило мимо лютеранской церкви, стоящей на берегу моря, с колокольни её раздался погребальный звон, долго не умолкавший.

       Вот печальное шествие подошло к морю. Дальнейший путь предстоял по льду. По приказу главного Начальника Кронштадта, всем, кто желал проводить дорогого усопшего по морю, предписано было идти рядами, друг от друга не менее как на два шага. Приказ этот был сделан в виду непрочности льда. На всём морском пути устроили пять спасательных станций, а через образовавшиеся трещины на льду соорудили мостики. Весь путь был пройден менее чем в три часа.

       В Ораниенбауме прибытие погребального шествия ожидали и стар, и млад, богатый и бедный, словом — всё население. Местное духовенство, во главе с Преосв. Кириллом, приехавшим сюда заранее, крестным ходом пошло на встречу тела на берег моря. По всему Ораниенбауму перезванивали колокола. Гроб внесли на платформу, а затем поставили в траурный вагон специально приготовленного поезда. Когда началась краткая лития, вся толпа народная, стоявшая на платформе, разразилась рыданиями. Многие коленопреклонённо провожали отходящий поезд. Подходя к каждой станции, поезд замедлял ход, но не останавливался. На всех станциях во множестве собрался народ, встречавший последнее путешествие дорогого батюшки по Балтийской дороге, по которой он столько раз проезжал за всю свою жизнь.

       В 5 часов дня поезд прибыл в Петербург. Полна скорбного умиления была процессия перенесения тела о. Иоанна с Балтийского вокзала в Иоанновский монастырь, на место упокоения. По Обводному каналу и по всему Измайловскому проспекту уже с трёх часов утра густой стеной стояли тысячи народа. В парадных комнатах собралось духовенство. Здесь облачились в белые ризы высокопреосвященный Сергий, архиепископ Финляндский, епископ Архангельский Михей и еп. Нарвский Никандр. Здесь собралось также великое множество архимандритов и настоятелей от всех столичных приходов и церквей. К вокзалу же прибыли хоругвеносцы Исаакиевского собора, хоругви от приходских церквей и освящённое о. Иоанном знамя Союза Русского Народа. По всему пути от вокзала до монастыря движение по улицам было прекращено.

       Когда поезд остановился под сводами Балтийского вокзала, траурный вагон открыли, и сонм епископов и священников под открытым небом совершил литию. Во время литии пел хор Семёновского полка. Духовенство вынесло гроб на руках и поставило его на печальную колесницу с серебряным балдахином, увенчанным митрою. Как только печальное шествие тронулось от вокзала, по воздуху пронёсся печальный удар колокола; народ на площади стал креститься, послышались рыдания, вскоре перешедшие в общий неудержимый плач.

       Впереди шествия несли знамя Союза Русского Народа, затем шли хоругвеносцы, певчие, духовенство парами, за духовенством следовала колесница с гробом, за нею С.-Петербургский градоначальник и многие начальствующие лица, а затем несметная толпа народа. Певчие пели трогательный канон «Помощник и покровитель бысть мне во спасение». Народ составил несколько хоров, которые попеременно пели «Святый Боже», «вечную память» и другие песнопения.

       Увидел народ, стоявший толпами по улицам и площадям, колесницу, услышал пение и — разразился громким плачем. Плач этот был так громок, что по временам покрывал собою мощное погребальное пение. Плач этот, казалось, достигал неба и молил о вечной памяти достойнейшему из пастырей.

       Так русский народ провожал своего молитвенника, который был сам народной добротой, народной совестью, народной верой. Никогда ещё, кажется, не бывало похорон с такой огромной, рыдающей толпой людей всевозможных званий. Развращённый, неверующий Петербург, так недавно ещё подававший голоса за кадет и своими представителями избравший не лучших русских людей, а врагов России — куда-то исчез. В лице необъятной, бесчисленной толпы на место его выступил религиозный, русский, чернорабочий Петербург, шедший за гробом своего пастыря.

       При взгляде на это чёрное, волнующееся море голов, прислушиваясь к мощному пению «Святый Боже!», вырывавшемуся из тысяч грудей — как-то не верилось, что у нас была революция, гапоновщина, всеобщая забастовка и проч. Не верилось, что по этим же улицам так ещё недавно двигалась нестройная толпа мятежников. Нет, то был не русский народ! Русский народ здесь, за гробом своего молитвенника, такого же богоносца, как и он сам ¹. Картина глубоко потрясающая и поучительная.

       По особому повелению Государя, процессия направилась по набережной Невы мимо Зимнего дворца. Возле Св. Синода колесница остановилась и была отслужена лития. Многие, видя эту остановку, вспомнили предсказание батюшки, которое он сделал недели за три до своей кончины. В беседе с В. Кругловым и А. Забелиным о. Иоанн сказал:

       — В монастыре (на Карповке) меня очень ждут, сёстры хотят причаститься. Ну, да к празднику-то (Рождества Христова) соберусь к ним, только причастить, пожалуй, не придётся. Просят меня также побывать и в Св. Синоде. Побываю и там, хоть на полчаса, или на несколько минут. Только ведь я там никогда не бывал, не знаю, как войти; а впрочем, покажут.

       За Троицким мостом у древнейшего столичного собора Св. Троицы также была совершена лития.

       Только в 8¹/₂ часов вечера прибыла к Иоанновскому монастырю печальная процессия. У входа в церковь, битком набитую народом, стояли все сёстры обители во главе с настоятельницей игуменьей Ангелиной и духовенством. Все вышли на встречу дорогого покровителя и молитвенника, прибывшего в свою обитель к празднику Рождества Христова, но уже бездыханным и безгласным.

       На руках духовенства, в присутствии сестёр, поющих погребальные песни, гроб был внесён в большой соборный храм и уставлен посреди храма на катафалке, обтянутом белым глазетом. Лишь только гроб поставили на место, как народ неудержимым потоком устремился прикладываться к нему. Ввиду огромного стечения народа, пришлось впускать в храм только по билетам, так как впустить всех — не было никакой возможности.

       В 9 часов вечера епископ Архангельский Михей начал служить парастас, в сослужении 40 священников. В 12 часов ночи служба окончилась, и тотчас же народ стали допускать по очереди проститься с усопшим. Первыми подошли сёстры-монахини, обливаясь горючими слезами. Можно ли описать то, что чувствовали они в эти минуты? Они прощались с тем, кто был им ближе отца родного, кто принял их в обитель, помогал, учил и руководил во всём!

       После сестёр подходили миряне. Много прошло их, целуя истощённую руку великого пастыря, но ещё больше осталось таких, которым так и не пришлось проститься с дорогим усопшим. В 6 часов утра доступ в храм был прекращён, и началась ранняя обедня, за которой вслед была отслужена поздняя в 8 часов. К этому времени в храм прибыл митрополит Антоний.

       Во время поздней обедни, в самом её начале, в храме неожиданно, точно знаменуя победу света над тьмой, проглянуло солнце и осветило яркими лучами гроб о. Иоанна. В конце литургии протоиерей Орнатский произнёс вдохновенную речь, глубоко всех тронувшую:

       — Не плачьте,— сказал он в конце речи, обращаясь к сёстрам,— теперь он ближе к вам и уже никогда не уйдёт от вас. В нём вы приобрели себе игумена, а вами будут его честные останки, над которыми будет витать его бессмертный дух. Ходите на его могилу, водите к ней паломников, которые непрерывной чредой пойдут к нему! Сюда не зарастёт народная тропа!

       На отпевание, кроме иерархов, вышло до 60 священников и 20 диаконов. Едва раздались умилительно-скорбные песнопения, как в руках молящихся по всей церкви начали зажигаться, точно звёздочки, свечки. «Со святыми упокой» было пропето всеми молящимися коленопреклонённо. После трогательного последнего прощания с почившим Высокопреосвященнейшего Митрополита и духовенства открытый гроб священниками был вынесен из верхней церкви в нижнюю — усыпальницу. Трудно передать скорбь инокинь при виде этого выноса. Все они плакали навзрыд, многие из них теряли сознание, плакали нёсшие гроб, плакали и все стоявшие на пути печального шествия.

       Лицо почившего, как священнослужителя, было покрыто воздухом. На груди почившего лежал венок из белых роз от Государыни Императрицы Марии Феодоровны.

       Священник-духовник о. Иоанна, возлагавший венчик на чело усопшего, говорил потом, что лицо его, как и было при кончине — совершено спокойное. Глаза приоткрылись, и зрачки устремлены вверх, как бы у молящегося. Чувство живой связи и единения в любви и вере с дорогим покойником ещё яснее и крепче запечатлелось в сердцах всех, присутствовавших при том, как опускали гроб в белую мраморную гробницу. Сверху гробницы был положен крест из цветов от имени Её Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны. 

Примечания:

1. Замечательно, что день кончины о. Иоанна совпал с днём мученической кончины Игнатия Богоносца.