XIV.

Заключение

ОТ каким был отец Иоанн Кронштадтский. Мы намеренно воздержались до сих пор от какой-либо характеристики. Пусть увидит сам читатель и узнает человека по его делам, как благоухающий цвет выдаёт издали покрытое им весною растение. Нравственное благоухание не переставало во всю пастырскую деятельность отца Иоанна Сергиева изливаться из него, и вся его жизнь, можно сказать, была в этом смысле непрекращавшейся весною. Трудно одной чертой объяснить его обаятельную, благородную личность. Он был одновременно и удивительно цельным, и удивительно разнообразным. Самое кроткое добродушие совмещалось в нём с силой воли поразительной. Неутомимо он шёл через жизнь, помогая всякому, кто к нему обращался, и прозорливость, дававшая ему распознавать людей чуть не с первого взгляда, не мешала ему ко всякому относиться с милостивою благосклонностью.

       Он помогал и словом удручённым, и молитвою страждущим, и денежною помощью нуждающимся. Отказа он не знал, и нельзя даже назвать щедростью эту готовность помогать, до того она была сродни его натуре, до того она истекала сама собою.

       Из его неперестававшей готовности служить — милости хочу, а не жертвы — это слово Спасителя как нельзя лучше к нему шло. Жертвы, усилия в нём не чувствовалось никогда. Милость от него изливалась, как свет изливается от солнца.

       Вот почему и в проповеди его не слышно призыва к подвигу. Не как подвиг он понимал христианство, оно было для него радостью, стало его второю природой. Молитва с одной стороны, благотворительность с другой — не приурочивались им к какому-нибудь особому дню, к какому-нибудь жизненному случаю: и то, и другое было постоянно у него готово. Служить Богу и ближним он не переставал ни на минуту.

       Вот почему мы и позволили себе сравнить его с цветущим благовонным растением. Таким благовонием была его доброта, естественно и пышно украшавшая его, как весною распускающийся обаятельный цветок. И за всю его жизнь никто не вспомнит, чтобы хоть раз простота или откровенность ему изменили, и в нём показалось что-либо торжественное, высокопарное. Нет, верный сын русского народа, как получил он из почвы, от глубоких корней истинно русского, ничем не испорченного племени природную наклонность всех людей считать своими братьями и природное умение никого не отпускать с пустыми руками, так нёс он с собою этот Господний дар, не гордясь им и не скупясь раздавать его каждому.

       В нём сосредоточилось всё, что есть лучшего в русском народе — тоже в целом своём составе никогда не отказывавшегося кротко и доверчиво служить Господу, раздавая окружающим его чужестранцам те дары незлобия и братолюбия, которыми так надарил его Господь.

       Вспомним известные слова Достоевского на Пушкинском празднестве. Он у русского народа находил призвание к общечеловечеству, к этой высшей форме, так называемого, космополитизма.

       Ни в ком это драгоценное свойство так живо не сказалось, как в отце Иоанне Сергиеве, и нигде не мог вырасти в такой полноте этот носитель истинного служения Богу, как именно среди русского народа.