VIII.

Последние годы о. Иоанна

РИБЛИЖАЯСЬ к 80 годам от рождения, при неимоверных трудах, при постоянном нервном напряжении и разъездах, окружённый людским горем и страданием, о. Иоанн удивительно сохранил в себе юношескую свежесть, бодрость и здоровье. В чём же заключался секрет его крепкого здоровья, столь хилого от рождения?

       «Господь подкрепляет меня, с Которым я ежедневно соединяюсь через св. Причащение. Иначе где бы я мог почерпнуть силы для таких постоянных усиленных трудов, которыми стараюсь служить во славу святого имени Его и во спасение ближних моих?» — так свидетельствует о себе самом о. Иоанн.

       Несмотря на преклонные годы, о. Иоанн выглядел не старше 50 лет; он был так же бодр, свеж, неутомим, как и прежде. Он подкреплял свои силы свежим воздухом, засыпая при открытом в смежной комнате окне, даже зимой. Крайнее напряжение сил, какого требовала у него его миссия, не только не оказывало вредного влияния на его здоровье, но наоборот, укрепляло и закаляло его на новые подвиги.

       А любовь народная всё также, если ещё не больше, влекла к нему в эти годы его жизни тысячные толпы в Кронштадт. Дни: 19 октября — день Ангела о. Иоанна, юбилей его священнослужения — двадцатипятилетний, тридцатилетний, сорокалетний и сорокапятилетний — отправлялись с редкою, поразительною торжественностью. Без преувеличений можно сказать, что эти дни были торжеством всей православной Руси.

       Положительно невозможно описать все проявления народной любви к о. Иоанну. «Солнышко ты наше красное, отец ты наш родненький, батюшка голубчик, батюшка дорогой, золотой!» — и другие сердечно нежные восклицания постоянно слышались в народной толпе. И эта нежность, эта любовь к нему не только выражались словами. По любви к нему, истинному пастырю, как живому носителю святости и правды, по его зову — многие и многие изменяли свою жизнь к лучшему; многие, только повидав о. Иоанна, встретив его жалеющий и ласкающий взгляд — давали обет исправить свою греховную жизнь и действительно исправляли её.

       И не только простой народ стремился к о. Иоанну, как к живому источнику. К нему шли все — образованные люди, чернорабочие, учителя, профессора, студенты; шли взрослые и дети, шли господа и прислуга, скромные труженицы и падшие женщины, больные, преступные и испорченные нравственно люди. Всех влекло к нему одно чувство. Оно заставляло богачей, приехавших в каретах, выйти из экипажа и стать рядом с простым серым мужиком; оно поднимало падшую женщину и делало её человеком. В присутствии о. Иоанна у самого дурного, одичалого человека пробуждалась совесть.

       Труд и дела его записаны не в книгах, а в миллионах сердец. Епископ Антоний Волынский в письме к о. Иоанну выразился так: «Блажен наш век, озарённый светочем; блаженна земля Российская, носящая вас. Нет уголка на обширной земле нашей, где бы не благословлялось имя ваше; нет человека, который не нашёл бы себе уголка в вашем сердце».

       А один английский писатель о нашем Кронштадтском пастыре сказал: «Он, по-видимому, приближается в наше время к первым апостолам. Он, действительно, истинный, евангельский врач. Его необыкновенная сила телесных и душевных исцелений — засвидетельствована со всех сторон лицами всех званий и положений. Для тех, кто верует в о. Иоанна — а их бесчисленное множество — век чудес ещё не миновал».

       Таков был о. Иоанн и в начале своего пастырства, таким остался и до конца своих дней. И ему-то, в последние годы его жизни, злоба и ненависть к Церкви, Родине и Царю — сплели терновый венец. На него поднялись хищники печати и сцены, смутившие и смущающие до сих пор слабых духом и сердцем.

       Но тих и покорен Богу был старец Божий — как и всегда, относя славу свою к Богу, а в оскорблениях видя попущение Божие. Сердце его болело при виде всеобщего развращения и упадка веры, и он в тиши своей молельни и у алтаря молился так:

       «Боже, отпусти им, не ведят бо, что творят».

       С таким смирением и благословением русскому верующему народу праведный старец и сошёл в могилу. Только в час его кончины многие слепцы прозрели. Те, кто вчера его поносили, сегодня простираются долу перед его могилой и прославляют великого труженика на Божией ниве.

————

       Наступил конец 1908 года, и, почти незаметно для окружающих, смерть подкралась и похитила знаменитого молитвенника русской земли на 80 году его жизни.

       О. Иоанн в течение нескольких последних лет страдал болезнью мочевого пузыря, по временам обострявшейся и причинявшей ему сильные страдания. Но батюшка мало заботился о своём здоровье, совсем не лечился и только за год до своей смерти, когда болезнь приняла особенно тяжёлую форму, согласился на операцию, которая принесла ему временное облегчение. Летом после этого было назначено серьёзное лечение, которому о. Иоанн некоторое время следовал, но затем бросил и продолжал страдную жизнь.

       Болезнь начала быстро развиваться и в течение последнего года окончательно подорвала здоровье о. Иоанна. Ему нужен был покой душевный и телесный, а он не имел ни того, ни другого.

       Борьба с иоаннитами, которую он усиленно вёл последний год своей жизни, крайне вредно отозвалась на здоровье престарелого пастыря. Только за неделю до смерти, получив извещение Св. Синода об осуждении иоаннитов, он успокоился, сказав, что удовлетворён и что теперь может умереть спокойно. Он сделал все приготовления на случай смерти и завещал похоронить его в Иоанновском монастыре на Карповке. Последний раз литургию о. Иоанн совершил 9 декабря, после чего не мог уже от слабости посещать церковь и причащался на дому.

       Сам батюшка знал час своей смерти и предсказал его несколько раз. Ещё раньше, лет 15 до своей кончины, присутствуя на закладке нового Морского собора в Кронштадте, в конце приветственного слова он сказал:
       — А когда стены нового храма подведут под кровлю, то меня уже не станет.

       Слова эти исполнились буквально.

       С ещё большей точностью о. Иоанн предсказал свою кончину за несколько дней до неё. 18-го декабря, очнувшись от забытья, он спросил:
       — Какое сегодня число?
       Ему ответили, что восемнадцатое.
       — Ну, хорошо, значит, ещё два дня... Всё успеем сделать...— и снова впал в полусонное состояние.